
Знаковое событие произошло недавно в Сторожевом. У нас поселилась семья с детьми школьного возраста. Проблем с учебой нет. В школу их доставляет специальный автобус.
Говорить о возрождении хутора, думаю, рано, но почти полувековой бездетный период, выходит, закончился. И это здорово.
А когда-то, помнится, на каждый двор у нас приходилось по два-три ребенка. В две смены работала начальная школа. А с пятого класса Сторожевские дети ходили пешечком в Прохоровскую школу, это почти 10 километров, и считались они там - самыми дальними.
Школа села Беленихино была ближе, но тогда это был не только другой сельсовет, но и даже другой район.
В первую смену вставать приходилось рано, примерно в половине шестого. Сейчас трудно представить, но в то послевоенное время в домах не было даже обыкновенных часов-ходиков с висящей на цепочке гирькой. Они появились позднее. Матери, по каким-то известным только им самим внутренним часам, просыпались и будили детей. Полагаться на петухов было опасно.
«Однажды, - рассказывала сестра, - мама проснулась от пения петуха, зажгла керосиновую лампу. Я быстро собралась, поела, взяла портфель с привязанной к его ручке чернильницей и пошла. У подруги Натки в доме света не было. Пришлось стучать в окно, будить. В других домах света тоже не было, значит, - решили мы с Наткой, - все уже ушли.
Кто не ходил в безлунную осеннюю ночь без фонаря по разбитой телегами лесной дороге, а лес – это почти треть пути, понять всю «прелесть» такого путешествия никогда не сможет.
Днем в сухую погоду обычно шли до школы два часа. Поэтому, боясь опоздать, спешили. В школе света не было, и дверь оказалась закрытой. Посидели под стеной, посидели – нет нигде никого. Надо же что-то делать. Развернули и съели завтраки - снова никого…. Тогда свернулись калачиками и заснули.
Раньше всех в школу приходила топить печи тетя Надя, она жила рядом со школой. Увидела нас, разбудила, завела к себе и уложила до утра».
Сказать, что всегда ходили в школу пешком будет неверно. Старшеклассники летом ездили на велосипедах. Иногда колхоз выделял для подвоза лошадь, а в суровые зимы родители даже снимали в Прохоровке для детей частные квартиры. Обычно на два-три месяца. Снимать на больший срок денег не было. В шестидесятые годы птицесовхоз для сторожевских детей стал зимой выделять комнаты в бараках, где довелось жить и мне.
Во вторую смену к 14-00 часто ездили на поезде, что шел в 10-00. До нашей остановки, теперь она называется «Танковое поле», всего два километра, полчаса спокойного хода. Дорога туда пересекала два поля: одно поле нашего птицесовхоза, другое свеклосовхоза. Каждую осень эту дорогу приезжие трактористы перепахивали, причем поперек, так им было удобнее. Каждый раз дорога натаптывалась заново. В мокром жирном черноземе сапоги, бывало, утопали так, что еле-еле вытащишь. А если ночью?
Электрические фонарики тогда были, но батарейки хватало только на одну поездку. Стоили они по 17 копеек, как хороший обед в столовой, да и в продаже бывали очень редко. Севшие батарейки пытались реанимировать подогревом или легким сжатием в дверном проеме. На моих глазах Сережка, он старше меня на 4 года, сунул старую батарейку в щель у петель вагонной двери и сдавил её закрывающейся дверью. Потом вставил в фонарь, и лампочка снова загорелась.
Понятно, что дома все двери с петель мной были сорваны.
Однажды, когда я учился уже в одиннадцатом классе, поля вспахать не получилось. Осень была настолько грязной, что кукурузу убрать не смогли - комбайны буксовали. Уже по морозам часть урожая обмолотили на зерно, но полоса по-над железнодорожной посадкой так и осталась зимовать.
В новогоднюю лунную ночь, после школьной «ёлки» и «огонька», вышел я из электрички, миновал посадку, а в кукурузе у тропинки увидел стадо жирующих кабанов и услышал хруст разгрызаемых мёрзлых початков. Почуяв человека, звери с хрюканьем побежали. Но визжащая поросячья мелочь осталась.
У края кукурузы намело огромный сугроб. Снег был покрыт твердой коркой. У поросят ножки корку проламывали, но на животах они зависали. Идти дальше было опасно - самки могли вернуться к визжащему потомству. Пришлось несколько минут ждать, когда эта мелочь выкарабкается и устремится к поджидающему стаду.
Электрички пустили в 1961 году, когда я был уже в восьмом классе. На состав из десяти вагонов приходилась всего одна проводница. Проезжать «зайцем» одну остановку научились даже девочки. «Звонницы» тогда не было, её образовали только в 1995 году.
Поездка старой «дачкой» была сложнее. Многочисленные проводники и ревизоры лютовали. Деньги, которые мамы давали на пирожок в школьном буфете отбирали, требуя платы за проезд.
В Прохоровке, дожидаясь начала уроков, почти три часа мы болтались по поселку - толклись на станции, обходили магазины…. Потом кто-то распорядился, чтобы нам разрешили сидеть это время в пионерской комнате. Можно было даже готовить уроки, если у кого средь шумной кампании хватало на то воли. Домой возвращались тоже поездом в 22-00. Была «дачка» в 18-00, но на неё надо было убегать с последних уроков.
Запомнилось, как в очередную грязную осень нас родители по очереди возили в школу на телеге. Потом совхоз выделил возчика - Володю Биденкова, бывшего жителя Воронежской области, оказавшегося на хуторе в зятьях. Весёлый был парень. Сколько всякого я от него набрался. До сих пор помню его анекдоты, частушки, припевки, прибаутки…
В этих поездках меня огорчало одно. Когда телега ехала по мощеной булыжником центральной улице Прохоровки, её сильно трясло, и у меня начинались страшные колики в животе. Но потом я понял, что гораздо лучше спрыгивать на землю и идти за телегой пешком.
Однажды поздней осенью, только выехали в поле, началась страшная метель. Оно и без метели - тьма хоть глаз выколи, а тут совсем… Возница наш решил не рисковать, развернул телегу и только благодаря доносившемуся собачьему лаю снова попал на хутор. Уроки, естественно, пропустили, а на следующий день совхоз дал нам жильё.
Но, по рассказам старших, бывали и настоящие приключения.
В 1947 году среди зимы Кривчиков Николай Иванович повез детей в школу на санях - пришла его очередь. На место прибыли благополучно, к школьным дверям подъехали вовремя. Стал он будить пассажиров. Когда пересчитал – одного ребенка не хватает. Оказалось, что нет родной дочери Клавы. Перерыл в розвальнях солому – нет. Николай вспомнил, что когда с хутора спускались в лог, сани слегка занесло и ударило о придорожный дуб….
И действительно оказалось, что выпала она спящая из саней, когда еще ехали по Сторожевскому лесу. Так спящей он и нашел её в сугробе у того дуба.
А вспомнила этот случай моя сестра - одноклассница Клавы, когда мы с ней переписывали поименно её подружек со старой послевоенной фотографии...
Н. Божков.
2016 год.
Оставить сообщение: