Если Вы стали свидетелем аварии, пожара, необычного погодного явления, провала дороги или прорыва теплотрассы, сообщите об этом в ленте народных новостей. Загружайте фотографии через специальную форму.
Рекламный баннер 990x90px ban1
Сирота
Не повезло Коле родиться как раз в то время, когда отцов на всех не хватало катастрофически. Полегли они молодые да красивые на бескрайних российских полях, на берегах Дуная, Вислы, Одера. Удивительно даже, что из послевоенных хуторских детей без отца рос только он один.
Его мать Феня, скорее всего, знала кто отец ребёнка, а может только догадывалась, так тоже бывает. От неё или от добрых людей узнал о вероятном отце и Коля. Уже в пятилетнем возрасте, когда спрашивали: «Кто твой отец?», бойко отвечал: «Папка Митроха косогубый».
Сам же Митрофан, отец семейства и мой дальний родственник, никогда, ни каким видом отцовства своего по отношению к Коле не выказывал. А я даже теперь ничего утверждать не берусь.
Феня - Федосья Петровна, происходила из многодетной, даже для того времени, семьи. (У отца - Петра Семёновича было 10 своих детей и двое приёмных от второй жены). На её лице с правильными русскими чертами глубокий след оставила обычная тогда оспа. При дефиците женихов, на счастливое супружество с такой внешностью она, по-видимому, не рассчитывала.
А поскольку природа брала своё, то Феня иногда на пару дней исчезала неизвестно куда. В такие моменты предоставленный самому себе маленький Коля бродил по хутору. Однажды моя мама привела его в наш дом, накормила и оставила ночевать. Проснувшись среди ночи, он стал громко плакать и звать свою маму. Утром за завтраком мой младший брат Миша, его ровесник, спросил Колю:
-Ты зачем ночью кричал?
-Это не я, это Божков кричал, - показал он на меня.
-Нет, - сказал Миша, - я слышал горбатенький голосок.
У Коли действительно голос был низкий и хрипловатый. А сам он был в детстве толстым, неуклюжим, с узкими глазами. Наверное, в его внешности что-то было от самурая с военных плакатов Кукрыниксов, иначе, зачем наш сосед Юрка дал бы ему такое прозвище, смысл которого мы с братом тогда даже не понимали. Юрка был старше меня на шесть лет и в моём детском восприятии являл образец учености. Он много читал, знал и умел.
Он даже Колину маму называл не Феней, как все, а Хэни.
Только учась в старших классах, посмотрев фильм «Серенада солнечной долины» я увидел это имя в титрах и потом узнал, что Соня Хэни, снявшаяся в этой киноленте, ровесница моей мамы и трёхкратная олимпийская чемпионка в одиночном фигурном катании на коньках. А Юрка, видимо, знал и раньше.
Когда Коля пошел в школу, стали замечать за ним тягу к чужим вещам. Пропадали ластики, перья для письма, другая мелочь, в том числе монеты из карманов одежды, что оставалась на школьной вешалке. Но делал он всё настолько хитро, что за руку поймать ни разу не удавалось. Украденную вещь он прятал в укромном месте, пока о ней не забудут, только потом уносил домой. А «вычислен» он был по той простой причине, что пропажи случались исключительно после его визитов.
Тогда были в моде складные перочинные ножи: начиная от простых – с одним лезвием, заканчивая комбинированными – с отверткой, штопором, шилом и даже ножницами. Дорогие экземпляры насчитывали до шестнадцати различных предметов инструментария.
Однажды в наш хуторской магазин завезли красивые ножи с перламутровыми красными ручками о четырёх предметах, включающих два лезвия разной длины, шило и штопор. То, как я, десятилетний, клянчил у мамы деньги на этот нож, уже не помню, но может даже и со слезами. Главное – выклянчил.
Ну, естественно, надо было сразу идти хвастаться им перед друзьями. Выходим с братом на улицу, а там никого. Досадно. Решили уже возвращаться, но заметили, что по дороге с Шевырей идёт Коля.
Дело было ранней весной, земля уже просохла, но трава на выгоне еще не поднялась. Сели мы втроём на коленках в кружок и стали играть «в ножичек».
Об этой, популярной тогда игре, стоит рассказать особо. Заключалась она в простом втыкании ножа в землю, но с различных положений. Их было около двадцати. Каждое имело своё название: кулачек, вилочка, смычка, роспись…. При выполнении упражнения «кулачек», например, нож укладывался на сжатый кулак и из такого положения с размаху втыкался в землю. «Смычка» выполнялась при удерживании ножа двумя пальцами за самый кончик лезвия.
Если даже нож втыкался, но при этом сильно наклонялся (между ручкой и землёй не проходил палец), или падал, упражнение не засчитывалось, и нож передавался следующему по жребию игроку.
Тому, кто заканчивал серию последним, следовало наказание. Из срезанной ветки дерева изготавливался колышек длиной с мизинец игрока. Победители поочередно рукоятью ножа вбивали колышек в землю, а проигравший должен был вытащить его зубами. Бывало, забивали так глубоко, что зацепиться за него не было ни какой возможности. Время идет, а проигравший без толку роет и роет носом землю. Тогда победители великодушно разрешали вырезать ножом у колышка две ямки: одну для носа, другую для бороды. Ко всеобщему удовольствию, наказанный вытаскивал, наконец, кол вместе с захваченным зубами комом земли.
И вот, в самый разгар нашей игры Коля, вдруг закричал:
-Смотрите, смотрите, самолет!
Мы вскочили на ноги и стали смотреть в небо.
-Вон, смотрите, он за тучу залетел.
Ждем мы, ждем, а самолет не вылетает. Когда решили доигрывать дальше, то ножа на месте, «вдруг» не оказалось. Стали искать, больше всех, сокрушаясь, старался Коля. На всякий случай он даже вывернул и показал нам пустые карманы. Нож так и не нашли ни в этот день ни в следующий.
И только через 35 лет, когда мы распахали то место, на Шевырях, где жила Феня, нашелся тот нож, и еще два похожих. Нашелся мундштук из горна, что пропал в пионерской комнате, медный колокольчик - школьный звонок, что тоже когда-то внезапно исчез. Хоть и не сразу, но земля отдает свои богатства. Наверное, добро еще долго выпахиваться будет.
Когда мы учились уже в старших классах в Прохоровке и жили все в одной комнате интерната, вещи уже не пропадали. Похоже, что эту страсть он поборол, или стал осторожнее и просто не брал у своих.
Но сиротская школа выживания сказывалась и дальше. Запомнились два характерных момента.
Однажды мы с ним проспали вечернюю дачку - задремали на скамейках зала ожидания. После второй смены можно было уехать домой только поездом, который шел в 22-00. Когда проснулись от вокзального шума и выбежали на перрон, состав уже уходил. Попробовали догнать, но безуспешно.
Поездами мы добирались до школы с пятого класса. Ехали всего одну остановку - десять минут пути. Билеты на нашем полустанке не продавались, да и денег на них не было. От проводников убегали по вагонам. Если попадали на бригаду ревизоров, которая устраивала настоящую облаву, спасались на подножках, закрыв за собой дверь, или по межвагонным лестницам поднимались на крышу. Бывало, ревизоры нас хватали и издевались, потому что взять было нечего. Отбирали копейки предназначенные для покупки пирожка или тетрадки….
Сидим мы с Колей, ждём следующего поезда. Он проходил после часа ночи. Спать хочется, а еще больше есть. Из дома то уехали еще утром. Ко второй смене, к 14- 00, уезжали дачкой, что шла в десять утра. Других не было.
С того поезда, который мы проспали, сошли пассажиры, проживающие в дальних сёлах. Им приходилось ночевать на станции, дожидаться утреннего автобуса. Одна женщина, сидевшая через зал, напротив, развязала узелок с едой и принялась за ужин. У нас естественно потекли слюнки. Потом Коля не выдержал, встал и пошел. Остановился он в метре от женщины и стал молча на неё, жующую смотреть.
Женщина продержалась не долго. Не прошло и пяти минут, как Коля вернулся на место с половинкой батона, которую честно разделил на двоих.
В другой раз мы просто сидели в зале ожидания голодные. А буфет еще работал, из него аппетитно пахло жареными лепёшками, мясом.
-У тебя совсем ничего нет? – спросил Коля.
Я начал рыться по карманам и обнаружил дореформенные 20 копеек. Шел 1962 год, и эта монета уже ничего не стоила.
-Давай её сюда, - сказал он, - и пойдем.
На улице старая женщина торговала яблоками, её мы заметили, когда еще подходили к станции.
-Надо, - предупредил он, - подождать, когда возле неё соберутся клиенты.
Дождались. В тот момент, когда старушка разговаривала с торгующейся женщиной, Коля сунул ей в руку нашу монету, а когда монета звякнула в кармане фартука, предупредил:
-Бабушка, я дал полтинник.
Услышав это, я решил отбежать в сторону, дабы не испортить сделку излишними эмоциями.
Как можно было так быстро сориентироваться в обстановке, когда и так уже была удача от принятой старой монеты - непостижимо…
За пару огромных яблок мы «заплатили» 10 копеек и еще 40 получили сдачи. За эти деньги тогда можно было взять два полноценных обеда.
Много воды утекло с тех пор. Глядя на приключения детства с высоты прожитых лет, отчетливо видится разница в моём мировосприятии той поры, и мировосприятии мальчика-сироты Коли.
Долгое время я не понимал роли отца в моём воспитании. Он не прочел нам с братом ни одной сказки, не распекал нотациями, никогда не рассказывал ничего интересного о своей жизни, о детстве и даже о войне. Мне кажется, что причиной этого было его собственное детство. Осиротел он в три года и, естественно, роли отца в семье не представлял.
Не смотря на это, все родственники, близкие, знакомые говорят, что я копия своего отца в характере, повадках, технической хватке. Теперь я понимаю, что одним только своим присутствием в моей жизни, жизни сестры и брата отец дал нам неоценимо много.
Вспомнились даже и редкие воспитательные моменты.
Зашел я как-то в мастерскую, где отец бондарил. Вижу, лежит без дела молоток, а рядом большой гвоздь. Руки «зачесались» забить, но куда? Посреди мастерской стояла большая дубовая колода, на ней отец специальным бондарским топором отёсывал трости (клёпки).
Тут не могу не отвлечься, и не вспомнить старую байку.
Фугует сын доску и спрашивает у матери:
-Ну, как я фугую?
-Да, фугуй, сынок, фугуй, а если что – отец топориком поправит.
Так вот отец тогда трости топориком буквально фуговал.
А я взял гвоздь, поставил в центр колоды и стал забивать. Добил до середины и попробовал его вытащить назад клещами. Не тут то было. Гвоздь не шел. Тогда решил забить его так, чтобы стало незаметно. Добив шляпку до колоды, наставил на неё пробой и утопил так глубоко, чтобы уже никто никогда его не нашел.
Спустя какое-то время, слышу, зовёт отец. Захожу в мастерскую и вижу, как он держит в одной руке злополучный гвоздь, а в другой щербатый топор и смотрит мне в глаза. Что он в них увидел, не знаю, только взял отец молоток, забил снова гвоздь в колоду до середины, потом пригнул оставшуюся часть к колоде, взялся за него рукой, как за ручку и. вращая вправо-влево, потянул вверх. Гвоздь легко извлёкся. «Ну, понял?», - спросил он меня. Я кивнул. «Тогда иди, гуляй!».
Сейчас я понимаю, что воспитатель в нём жил, но где-то очень глубоко и просыпался, в основном, при хорошем подпитии. Тогда отец строил нас с братом в шеренгу по одному, давал команду «смирно» и «зачитывал вводную»:
-Противник, численностью до батальона, занял Плотавинку…. Ваши действия?
После затяжной паузы (мы тупо молчали), ставил наводящие вопросы:
-Где будет ваша линия обороны? Окопы? Траншеи…? Где поставите пулемётные расчеты?
С весны 1944 года до окончания войны отец обучался в офицерском училище в Уфе. Этот год был единственным в его жизни годом учебы. В начальную школу в селе (слободе) Неклюдово Шебекинского района, он ходил только до первых морозов. Рос он в многодетной семье без отца. Не было ни обуви, ни тёплой одежды.
Когда на фронте спросили: «У кого 7 классов?», - он поднял руку и, что удивительно, сдал экзамен, был зачислен и отправлен в училище.
Его показательную муштру с нами, дав команду «вольно», прерывала мама. Нас отправляла подальше с глаз, а отца, по команде «отбой», укладывала в постель.
Эти военные экзерсисы теперь мне, как деду, тоже понятны. Хотелось отцу перед нами, щеголяющими грамотностью подростками блеснуть ученостью, а кроме усвоенной когда-то тактики боя, предъявить было нечего.
Пытался он несколько раз рассказать нам и о войне. Но опять же не совсем в трезвом состоянии. Каждый раз его рассказ заканчивался в самом начале самой первой его атаки в 1941 году под Ельней. Их ротный, который был с ними с момента формирования в Орле, за время учебы и пеших маршей стал уже почти родным. Он готовил их к этой атаке, настраивал, воодушевлял. И когда, крикнув: «За мной!», только приподнялся над бруствером, тут же был сражен наповал пулемётным огнём.
Дальше отец рассказывать не мог, его душили слёзы. Что было потом, мы так и не узнали. Но остался документ о полученном отцом в боях под Ельней осколочном ранении в ногу. До конца жизни рана эта периодически открывалась, кровоточила. А когда он, по совету врача, на время бросал курить, то рана затягивалась.
Многие могут засомневаться в адекватности отца, если я скажу, что он, будучи абсолютно трезвым, учил меня, как надо играть в «очко», цепляться за вагон поезда, когда он движется и как на ходу выпрыгивать из него.
А секретов много.
Цепляться, например, надо обязательно за первый поручень в начале вагона, тогда сила инерции прижмет тебя к ступенькам, в противном случае - бросит на рельсы под колёса. Но, если вагон движется быстрее, чем ты бежишь, то лучше не цепляться.
Прыгать надо только по ходу движения с обязательной пробежкой при приземлении. Если ноги не успевают за телом то падать надо на плечо, чтобы потом катиться по земле боком. При этом следует бояться стоящих вдоль дороги телеграфных столбов.
Идти надо всегда по левой колее дороги. Если услышал сзади шум, обязательно убедись, что поезд идет по правой колее. Часто, при ремонтах путей поезда отправляют по встречной. Если поезд идет навстречу, ни в коем случае нельзя переходить направо. За шумом можно не услышать поезд приближающийся сзади.
Надо бояться и товарных составов. Из худых вагонов могут торчать доски, может болтаться проволока.
В школу ходили вдоль железной дороги. Приходилось на ходу, и цепляться, и спрыгивать.
После школы, тогда уже ходили электрички, ездил я в институт на подготовительные курсы. В электричку можно сесть только с одной, правой стороны. Для этого, надо было перейти пути до её прибытия, или, если опаздываешь, можно быстро пролезть под остановившимся вагоном и вскочить.
Так случилось, что в очередной раз я опаздывал, перейти пути не успевал. Электричка еще не остановилась, а по встречному уже идет скорый, отрезая мне все надежды на возможную посадку. В последний момент бросаюсь в узкое пространство между скорым и электричкой. Заметив меня, машинист дал гудок. Под его рёв за моей спиной застучали вагоны.
Всё бы обошлось, если бы в той электричке не возвращалась из Прохоровки мама. Стоя в тамбуре, она заметила меня на перроне, потом увидела, что я метнулся под движущуюся электричку. Тут же раздался нервный, продолжительный гудок, и замелькали вагоны встречного. По её словам, в эту секунду она со мной мысленно распрощалась.
Выходить из вагона помогли люди. На перроне она наклонилась и стала искать глазами под колёсами моё тело. Но кто-то сообразил, в чем дело и сказал ей, что в электричку я сел.
До сих пор каюсь, что тем поступком мог отнять у мамы несколько дней её жизни. А в том, что сам я целым и невредимым дожил до седин и лысины, наверное, есть заслуга отца.
Теперь про карты….
О том, что играл в колхозном сарае с пацанами в «очко» на деньги, проговорился брат. Отец посадил меня за стол, высыпал два коробка спичек – себе и мне и стасовал колоду. Вначале игра шла с переменным успехом, но вскоре отец стал выигрывать подряд и все мои спички оказались у него.
-Знаешь, почему я выигрываю? – спросил он.
Я пожал плечами.
-Это потому, что в процессе игры я уже запомнил, какая карта за какой идёт. Если не веришь, покажи мне любую карту из колоды, и я назову тебе следующую.
От удивления я аж раскрыл рот.
-Так вот, - сказал отец, - никогда не играй в карты на деньги с неизвестными людьми. Они тебя всегда обыграют, даже, если не будут мошенничать. А в своей специально подготовленной колоде они каждую карту определяют наощупь и в любой момент вытащат нужную.
За год до смерти отца я решил записать на диктофон его воспоминания о войне. В той части рассказа, где он, по собственному выражению, «валялся по госпиталям» часто звучало: «А деньги у меня были». Тогда я спросил, о каких это деньгах идёт речь? Он как-то замялся и после паузы сказал, смущаясь:
-Да, я в карты выигрывал.
В подкидного в отцовском доме играли регулярно, обычно двое-надвое, с непременными «погонами». В любом состоянии опьянения отец всегда четко запоминал все карты вышедшие из игры и точно знал оставшиеся карты у соперника. Как говориться, класс не пропьёшь.
А Коля, что рос сиротой, до чего-то доходил сам, а что-то так и не получил.
В нашей хуторской футбольной команде он был неплохим вратарём вплоть до службы в армии. У меня остались фотоснимки моментов игры.
Со службы домой не вернулся. Мать к тому времени схоронили, а близких родственников на хуторе не оставалось. Рассказывали, что завербовался он на сверхсрочную, получил звание прапорщика.
Служил при вещевом складе…!!!
Легко представляю Колю бравым военным, крутым бизнесменом, даже авторитетом.
Вот только представить его счастливым человеком, почему-то моё сознание отказывается.
101468
Поделитесь новостями с жителями города
Разработка -
Оставить сообщение: