Если Вы стали свидетелем аварии, пожара, необычного погодного явления, провала дороги или прорыва теплотрассы, сообщите об этом в ленте народных новостей. Загружайте фотографии через специальную форму.
Рекламный баннер 990x90px ban1
За хлебом
(От Плоты до Полтавы)
Прошлую мою публикацию «Своими глазами» прочитала вся Плота, и конечно, другие села района. Её прочитали все мои родственники г. Белгорода и многие мои знакомые в г. Старом Осколе. Я сделала распечатку и давала им читать. Так что теперь многие знают, как страдало наше поколение в те страшные трагические годы…
Конечно, новое поколение не ведало этого, и не дай Господь никому, но когда читали, плакали. Значит, их задело за душу и что-то они поняли. Как надо бороться за жизнь.
Итак, я закончила прошлое письмо тем, что жизнь продолжается, хотя война еще не закончилась, впереди еще много слез и страданий…
1943 год, после 12 июля
Люди, оставшиеся в живых, стали обустраивать свои жилища. Землянки рыли, как-то складывали печки, огораживали печки бревнами, досками обгоревшими, клали солому и спали там. Надо как-то и чем-то питаться, никто не хотел умирать с голоду. Люди стали искать пути, чтобы добыть пищу. Вывели на поля коров (у кого они остались), на коровах пахали, на себе плуги таскали.
Киркой разбивали, ломами долбили,
Выбивались все из сил, падали на поле.
Белый свет им был не мил,
Но сильнее была воля.
Напрягались, поднимались,
И опять за дело брались,
Надоело голодать, надо землю поднимать.
А земля сожженная, убитая танками, сапогами, не поддавалась обработке на прохоровских полях. И люди стали искать другой путь, чтобы найти пищу.
Прослышали, что где-то в тылу далеко, где немцы миновали села, люди вырастили картошку. И мы, дети 13 – 14 лет, пошли туда гурьбой за 100 километров, чтобы заработать сколько-нибудь картошки… Шли два дня и ночь. Ночевали где-то в поле под стогом соломы. Приходили в село, копали у хозяев картошку, и они нам давали за работу по целому ведру…
Обратный путь был еще труднее. Картошку мы несли на плечах в мешке, плечи болели. Шли босиком, ноги болели, земля была горячая и сухая. Насекомые нас грызли до слёз. Но мы терпели, знали, что дома нас ждут малые дети и мамы (семьи у нас были большие по 6 – 7 детей).
После двухдневного отдыха ходили снова в это село. Все выдержали. Одной картошкой сыт не будешь, хотелось и хлебушка покушать…
И вот представился случай. Мы узнали, что на станции Беленихино стоит состав с зерном. Немцы пронюхали и разбомбили его. Зерно сыпалось из вагонов на землю. Из всех ближних сёл (Малояблоново, Жимолостное, Шахово и др.) люди стремительно бросились туда за добычей…
Мама сказала мне: «Лида, может, и ты пойдёшь туда? Только не одна». Ну, нас собралось подростков 6 человек и два деда – Серега и Егор. Мы дошли до Ивановки, и вдруг услышали гул самолетов. Мы сразу поняли, это летят фашисты. Слева от нас было село Лески, вот они один за другим летели, как грачи. И стали бомбить это село. Бомбы летели у нас на глазах. Они пикировали вниз. Самолеты сбрасывали бомбы, поднимались вверх и улетали. Осколки начали долетать до нас. Мы попадали возле дороги в траву. Стало засыпать нас землёй от осколков. Нам, детворе, стало страшно, мы испугались и удрали обратно домой с пустой котомкой. А деды наши оказались похитрее, с опытом, переждали, пока немцы пробомбят, улетят, все утихло, деды сходили на место вагонов и прибыли домой с добычей.
Ну что делать? Было и обидно, и стыдно от страха, а делать нечего. Голодуем дальше.
И опять по селу Плота, пробежала еще одна неожиданная новость, и, наверное, последняя. Была уже осень – сентябрь. Люди узнали, что под Беломестным берут ведро мела и везут куда-то за Полтаву, чтобы обменять мел на зерно.
Я подошла к маме. «Мама, отпусти меня, я туда поеду». Мама некоторое время размышляла, все же далеко ехать, а война все идет. Согласилась, и я пошла искать спутника. Нашла соседа Трофима Чистюхина. Он был инвалид детства. Правая рука и нога почти не работали. Сам, как вроде более-менее был здоров. Мама дала мне три рубля на дорогу, а Трофим взял справку из колхоза, что он уроженец с. Плота. Мы отправились в путь.
Пришли в Беленихино, там стоял товарный поезд – телятник. В каждом вагоне уже было битком людей, что стоять было тесно. Но все же мы взобрались в вагон и доехали до Беломестного, вышли у Белой горы, набрали по ведру мела, перевязали надвое на плечо и пошагали до Белгорода. Из Белгорода до Казачьей Лопани доехали на товарном. Оттуда до Харькова ехали на рабочем. Людей было везде полно. Примостившись кое-как, кто на подножках, кто в конце вагона товарного поезда на буферах, доехали до Харькова благополучно. Там стоял товарный поезд с бензобаками, направлялся на Полтаву. Мы с Трофимом взобрались наверх бочки, уселись на площадку и поехали. Шел дождь. У Трофима на козырьке был написан адрес, где нам надо было выходить после Полтавы, но дождь все смыл, и мы не знали, где выходить. Где-то поезд остановили, к поезду подбежали женщины с семечками. Я спустилась вниз и на свои три рубля купила стакан семечек. Вот мы дорогой и питались ими.
Доехали до Полтавы, а там сели на рабочий поезд, и на первой остановке вышли. По-моему село называлось Кобеляки. Мы с Трофимом разошлись в разные стороны, он налево, я направо. Хозяйка меня с просила: «Голодная?». Да – ответила я. Она мне налила полстакана молока. Я выпила и повеселела. Потом она обменяла мне зерно на мел. Ведро на ведро. Я перевязала отдельно просо и кукурузу по полведра на плечо и вышла на улицу. Трофим ждал меня. Он поделился со мной, что и ему хозяйка дала поесть полтарелки жидкого супа и обменяла мел на зерно. Мы отправились в обратный путь до Полтавы на этом же рабочем поезде.
В Полтаве стоял товарный поезд с бензобаками в направлении Харькова. Мы опять залезли наверх баков, уселись на площадке, ждем отправления. Поезд стоял уже около трех часов. И вдруг объявили по радио – воздушная тревога! Люди со всех поездов и вокзалов бросились бежать в бомбоубежище.
В это время к вокзалу подошел пассажирский поезд, набитый молодежью, в основном девушками-еврейками. Они выскочили из вагонов, побежали прятаться. Я сидела на месте. Трофим соскочил с бочки и помчался куда-то вперед, по направлению к голове поезда. Рядом с моим вагоном сидела женщина, внизу у бочек. Говорит мне: «Девочка, спускайся вниз, вдвоем будет веселее. Будь что будет. Никуда не побежим».
Я спустилась вниз, но к ней не пошла. Самолеты бомбили по городу, нам были видны и пожары, и разрушенные дома. Потом они улетели, нас не задели. Объявили: - отбой! отбой! Пассажиры вернулись по своим вагонам. Трофим так и не вернулся. Я одна. Подошли ко мне четыре девушки-еврейки. Одна и говорит: «Ты моя сестра, я ее потеряла». Другие подтвердили. «Поедем с нами». Я им ответила: «Нет, у меня дома на Белгородчине четыре сестренки и мама, они ждут меня домой с нетерпением».
Тогда девушка спросила меня, голодная ли я, а я не ела уже три дня. Она принесла мне сухарик хлебный в три пальчика длиной и шириной. Я поблагодарила ее и завязала его в свой мешок с зерном. Поезд тронулся, и они уехали в обратном направлении. Сидим на бензобаках, ждем отправления нашего поезда. Идет по линии работник станции, стучит по колесам, поравнялся с нами (я и женщина) и говорит: «Чего вы сидите? Поезд никуда не пойдет». «А как же нам?» Он отвечает: «он отвечает «Вот идите на пассажирскую линию, там пойдет рабочий поезд до Харькова».
Я пошла туда одна. Правда, поезд стоял, готовился к отъезду. Я подошла, встала на нижнюю подножку, а мешок положила на вторую. Поезд тронулся, поехали. Вдруг, откуда ни возьмись, бежит мальчик моего возраста, лезет на подножку. Я уступила ему место, встала на третью ступеньку, он вскочил на первую ступеньку, схватил мой мешок и прыгнул с поезда. Я, недолго думая, прыгнула на всем ходу и побежала за ним. Он бежал в лес. Дождь полил, как из ведра. Кричу: «Отдай мешок!» Он бежит. И слышу голос: «Отдай мешок, а то стрелять будем!» Оказалось, что два наших русских солдата охраняли пленных мадьяр, которые работали на линии. Мальчик наверное испугался, бросил мешок. Я подбежала, вязла мешок на плечо, сама пошла по рельсам, вслед за поездом, а его уже и след простыл. Кричат вдогонку мне солдаты: «Девочка, куда же ты пошла?» До следующей станции очень далеко, а дождь льет, ничего не видно, иди к нам переждешь». Я не оглянулась, пошла вперед, не зная куда.
Иду, иду, вдруг слышу по рельсам стук-стук, думаю, наверное, поезд идет навстречу. И я увидела паровоз. Я со страху полетела куда-то под откос. Паровоз пролетел мимо меня, машинист увидел меня и погрозил кулаком. Я выбралась из-под откоса и пошла дальше. Дождь промочил меня до самого тела. Пальтишко на мне дряхлое, туфли развалились, стало очень холодно. Решила свернуть с рельсов налево, скрыться под деревом. Пошла метров 200 по камышам, а они выше головы. Села под высоким деревом, а оно качается из стороны в сторону, скрипит макушка. И вспомнила, что мама рассказывала, как барсуки сидят на дереве и скрипят зубами. Я испугалась, убежала опять на рельсы.
Долго ли коротко шла, вижу впереди на рельсах стоит человек. Подхожу ближе, он с лопатой. Подхожу к нему, он спрашивает: «Девочка, ты куда идешь? Как ты сюда попала?» Я рассказала ему подробно и спрашиваю: «А долго еще идти до станции?» Он сказал: «Ты прошла уже десять километров, до ближайшей станции осталось километра два. Там товарный формируется на Харьков. И люди уже погружаются в него».
Я пришла на эту станцию, хотела войти в вокзал. Меня не пустили, сказали: «Много вас тут нищих ходят». Я увидела поезд с людьми и забралась к ним. Вагоны были открытые, стенки всего с полметра. Поехали и дождь полил вслед за нами. На несколько минут выглядывало солнышко, мы снимали с себя одежду, немного грелись и опять дождь.
Приехали в Харьков на северную станцию. Надо было добираться до южнлй, чтобы уехать до Белгорода. Я пошла пешком. Спрашиваю у прохожих, далеко до южной? Одна женщина мне сказала: «Вот скоро подойдет трамвай, вы доедете до южной». Подошел трамвай, я забралась на подножку, навстречу кондуктор, спросила билет. Я ей говорю: «Ни билета, ни денег у меня нет». Она немного подумала и сказала: «Иди в вагон, спрячь мешок под скамейку, а то контролеры тут ходят. Ну, а билет, мы сейчас попросим у солдат, они сейчас выходят». Так и вышло, кондуктор попросила билет у солдата и отдала мне. Я доехала благополучно. С южной до Казачьей Лопани ехала на рабочем поезде. Кое-как примостилась на подножке: одна нога стояла на подножке, другая висела, одна рука держалась за поручень, а другою держала мешок на плече.
Приехали в Казачью уже под вечер. Выхожу на привокзальную площадь, а там женщины кричат: «У меня украли мешок, у меня украли кошелек, вещи». Я испугалась и убежала на линию поездов. Поезда стояли и пассажирские, и товарные. Я нашла рабочий поезд, уселась на буфера между вагонов на площадку и просидела там до утра. Поезд стоял на месте.
До Белгорода опять уехали на рабочем поезде. Поезд был забит людьми, как пчелами. И в вагонах, и на ступеньках мест не было. Я увидела, что ребята лезут на крышу, и я туда взобралась. Доехала, держась за трубу.
В Белгороде стоял товарный поезд, направлялся на Ржаву, через Беленихино. А нам туда и надо. Много пассажиров устроились в конце вагонов на площадках. Я тоже залезла на площадку одна. Больше никого со мной не было.
Подъезжаем к Беленихино. Поезд замедляет ход. Мы ждем остановку, выходит дежурный по вокзалу, показывает машинисту желтый флажок, и поезд, набирая ход, помчался дальше…
Кто-то из ребят крикнул: «Прыгайте». Я сначала бросила мешок, потом следом прыгнула сама. Перевернулась на рельсах несколько раз, посбивала колени и локти в кровь, и все тело ушибла. Поднялась, пошла, нашла свой мешок. Он уже был на километр оттого места, откуда его бросила. Взяла его, положила кое-как на плечо, пошагала пешком в родную Плоту.
Подхожу к селу, и у меня градом полились слезы из глаз, наверное, от радости. Думала, наконец-то я вернулась домой, да еще с зерном на плечах. Прошло пять дней, как я уехала из дому…
Прошла еще несколько метров, увидела свою хату. Около нее стояли мои родненькие – мама и четыре сестренки. Мама держала Людочку на руках, ей было три года. Надя, Валя, Лена стояли около мамы, держались за юбку. Увидели меня, с криком побежали мне навстречу, со слезами закричали: «Лида идет! Лида идет!». Мы обнялись, поцеловались, подошли к маме. Она встретила меня молча, обняла, поцеловала и сказала: «Слава тебе, Господи! Лида наша вернулась, живой. Мы так долго тебя ждали!..» Да, мне самой не верилось, что я вернулась живой.
Зашли в хату, я развязала мешок и вынула оттуда сухарик, подаренный мне девушками в Полтаве. За всю дорогу я его не тронула, везла своим родненьким. Этот сухарик я разделила на пять человек, себе не оставила. Мама увидела это, отдала мне свою долю, а сестренки посмотрели на нее и каждая из них отщипнули по крошке и дали маме. Вот так у нас и получился праздник. И смех, и слезы!
Просо мы толкли в ступе, варили кашу, а кукурузу на чём-то растирали и пекли оладья. Так мы потихоньку жили. Жизнь продолжалась. Война не кончалась, впереди еще немало страданий и слез. Но жили, как могли, и главное, верили в победу.
После того, как в Полтаве мой попутчик Трофим убежал от бомбежки, я его встретила только через 50 лет, случайно в Беленихино. Я спешила на поезд, он шел в Ивановку (он там жил). Он меня не узнал, я его окликнула (я узнала его по инвалидности). Разговаривать не было времени, мой поезд отправлялся через пять минут в Белгород. Он только успел сказать, что его там, в Полтаве схватили наши солдаты, посчитали его за шпиона и хотели расправиться с ним, но спасла Трофима справка, которую взял в колхозе. Плотавские через некоторое время мне сообщили, что Трофим умер, царство ему небесное…
А тому мальчику, который хотел украсть у меня зерно (не знаю, жив ли он):
Пусть всегда будет чистое небо,
Пусть всегда будет мир на земле.
Пусть всегда будет много хлеба,
Чтоб хватило тебе и мне.
Л. КОЛКУНОВА.
Уроженка села Плота, жительница г. Старый Оскол.
106349
Поделитесь новостями с жителями города
Разработка -
Оставить сообщение: